Я до рвоты ребята за вас хлопочу текст

Сидели, пили вразнобой мадеру, старку, зверобой,
И вдруг нас всех зовут в забой — до одного!
У нас стахановец, гагановец, загладовец, и надо ведь,
Чтоб завалило именно его.

Он в прошлом — младший офицер,
Его нам ставили в пример.
Он был, как юный пионер,
Всегда готов!

И вот он прямо с корабля
Пришел стране давать угля,
А вот сегодня наломал, как видно, дров.

Спустились в штрек,
И бывший зек,
Большого риска человек,
Сказал: «Беда для всех для нас одна:
Вот раскопаем — он опять
Начнет три нормы выполнять,
Начнет стране угля давать — и нам хана!

Давайте ж, братцы, не стараться,
А поработаем с прохладцей,
Один за всех — и все за одного!»
Служил он в Таллине, ох в Таллине,
Теперь лежит заваленный.
Нам жаль по-человечески его.

источник

Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что — не то это все, не тот и не та!
Что — лабазники врут про ошибки Христа,
Что — пока еще в грунт не влежалась плита, —
Триста лет под татарами — жизнь еще та:
Маета трехсотлетняя и нищета.
Но под властью татар жил Иван Калита,
И уж был не один, кто один против ста.
Пот намерений добрых и бунтов тщета,
Пугачевщина, кровь и опять — нищета…
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, —
Повторю даже в образе злого шута, —
Но не стоит предмет, да и тема не та, —
Суета всех сует — все равно суета.
Только чашу испить — не успеть на бегу,
Даже если разлить — все равно не смогу;
Или выплеснуть в наглую рожу врагу —
Не ломаюсь, не лгу — все равно не могу;
На вертящемся гладком и скользком кругу
Равновесье держу, изгибаюсь в дугу!
Что же с чашею делать?! Разбить — не могу!
Потерплю — и достойного подстерегу:
Передам — и не надо держаться в кругу
И в кромешную тьму, и в неясную згу, —
Другу передоверивши чашу, сбегу!
Смог ли он ее выпить — узнать не смогу.
Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,
Я о чаше невыпитой здесь ни гугу —
Никому не скажу, при себе сберегу, —
А сказать — и затопчут меня на лугу.
Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!
Может, кто-то когда-то поставит свечу
Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
И веселый манер, на котором шучу…
Даже если сулят золотую парчу
Или порчу грозят напустить — не хочу, —
На ослабленном нерве я не зазвучу —
Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!
Лучше я загуляю, запью, заторчу,
Все, что за ночь кропаю, — в чаду растопчу,
Лучше голову песне своей откручу, —
Но не буду скользить словно пыль по лучу!
…Если все-таки чашу испить мне судьба,
Если музыка с песней не слишком груба,
Если вдруг докажу, даже с пеной у рта, —
Я уйду и скажу, что не все суета!

Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что — не то это все, не тот и не та!
Что — лабазники врут про ошибки Христа,
Что — пока еще в грунт не влежалась плита, —
Триста лет под татарами — жизнь еще та:
Маета трехсотлетняя и нищета.
Но под властью татар жил Иван Калита,
И уж был не один, кто один против ста.
Пот намерений добрых и бунтов тщета,
Пугачевщина, кровь и опять — нищета…
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, —
Повторю даже в образе злого шута, —
Но не стоит предмет, да и тема не та, —
Суета всех сует — все равно суета.
Только чашу испить — не успеть на бегу,
Даже если разлить — все равно не смогу;
Или выплеснуть в наглую рожу врагу —
Не ломаюсь, не лгу — все равно не могу;
На вертящемся гладком и скользком кругу
Равновесье держу, изгибаюсь в дугу!
Что же с чашею делать?! Разбить — не могу!
Потерплю — и достойного подстерегу:
Передам — и не надо держаться в кругу
И в кромешную тьму, и в неясную згу, —
Другу передоверивши чашу, сбегу!
Смог ли он ее выпить — узнать не смогу.
Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,
Я о чаше невыпитой здесь ни гугу —
Никому не скажу, при себе сберегу, —
А сказать — и затопчут меня на лугу.
Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!
Может, кто-то когда-то поставит свечу
Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
И веселый манер, на котором шучу…
Даже если сулят золотую парчу
Или порчу грозят напустить — не хочу, —
На ослабленном нерве я не зазвучу —
Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!
Лучше я загуляю, запью, заторчу,
Все, что за ночь кропаю, — в чаду растопчу,
Лучше голову песне своей откручу, —
Но не буду скользить словно пыль по лучу!
…Если все-таки чашу испить мне судьба,
Если музыка с песней не слишком груба,
Если вдруг докажу, даже с пеной у рта, —
Я уйду и скажу, что не все суета!

источник

Этот сайт носит некоммерческий характер. Использование каких бы то ни было материалов сайта в коммерческих целях без письменного разрешения авторов и/или редакции является нарушением юридических и этических норм.

Правленная беловая рукопись этого текста (факсимиле см.: «Высоцкий: время, наследие, судьба», N 18, с. 3) содержит варианты в строках 9: под властью татар жил = копал уже что-то: 10: И что был = Был уже: 32: А сказать — и = А узна’ют -; 36: шучу = лечу: ни котором шучу — я на нём хохочу. Известны также две фонограммы. На первой из них варианты содержатся в строках 20: всё равно не могу = не могу, не смогу; 31: при себе = про себя: 44: Но не буду скользить = Чем скользить и вихлять.

При этом строки 7, 8, 11, 12, 45-48 отсутствуют, что при сопоставлении с публикуемым автографом позволяет прийти к заключению о том, что данное исполнение состоялось до того, как автор внёс изменения в рукопись. Тем более, что текст на второй фонограмме (записи В. Туманова) по своему объёму соответствует рукописи в её настоящем виде. Варианты — в строках 9: Что = Но; 10: что = уж; 11: И = вот; 18: разлить = разбить; могу = смогу: 48: уйду = умру.

Мне судьба — до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты (а за ней— немота),
Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что не то это вовсе, не тот и не та,
Что лабазники врут про ошибки Христа,
Что пока ещё в грунт не влежалась плита,
[Трист]а лет под татарами — жизнь ещё та:
Маята трехсотлетняя и нищета,
Что под властью татар жил Иван Калита,
И что был не один, кто один против ста,
И намерений добрых, и бунтов — тщета,
Пугачёвщина, кровь, и опять — нищета.
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта —
Повторю, даже в образе злого шута.
Но не стоит предмет, да и тема не та:
Суета всех сует — всё равно суета.

Только чашу испить не успеть на бегу,
Даже если разлить — всё равно не смогу.
Или выплеснуть в наглую рожу врагу?
Не ломаюсь, не лгу — всё равно не могу!
На вертящемся гладком и скользком кругу
Равновесье держу, изгибаюсь в дугу.
Что же с чашею делать — разбить? Не могу.
Потерплю и достойного подстерегу.
Передам — и не надо держаться в кругу
И в кромешную тьму, и в неясную згу.
Другу
передоверивши чашу, сбегу.
Смог ли он её выпить — узнать не смогу.
Я с сошедшими с круга пасусь на лугу.
Я о чаше невыпитой здесь — ни гу-гу!
Никому не скажу, при себе сберегу.
А сказать — и затопчут меня па лугу.

Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу —
Может, кто-то когда-то поставит свечу
Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
И весёлый манер, на котором шучу.
Даже если сулят золотую парчу
Или порчу грозят напустить — не хочу:
На ослабленном нерве я не зазвучу,
Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу.
Лучше я загуляю, запью, заторчу,
Всё, что ночью кропаю, в чаду растопчу,
Лучше голову песне своей откручу —
Но не буду скользить, словно пыль по лучу.
Если всё-таки чашу испить мне судьба.
Если музыка с песней не слишком груба,
Если вдруг докажу, даже с пеной у рта,
Я уйду и скажу,
что не всё суета.

источник

Мне судьба — до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты — а за ней немота —
Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что не то это вовсе, не тот и не та,

Что лабазники врут про ошибки Христа,
Что пока ещё в грунт не влежалась плита.
Что под властью татар жил Иван Калита,
И что был не один, кто один — против ста.

Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта,
Повторю даже в образе злого шута.
Но не стоит предмет, да и тема не та:
Суета всех сует — всё равно суета.

Только чашу испить — не успеть на бегу,
Даже если разлить — всё равно не могу;
Или выплеснуть в наглую рожу врагу?
Не ломаюсь, не лгу — не могу, не смогу;

На вертящемся гладком и скользком кругу
Равновесье держу, изгибаюсь в дугу!
Что же с чашею делать?! Разбить — не могу!
Потерплю — и достойного подстерегу.

Передам — и не надо держаться в кругу
И в кромешную тьму, и в неясную згу.
Другу передоверивши чашу, сбегу!
Смог ли он её выпить — узнать не смогу.

Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,
Я о чаше невыпитой — здесь ни гугу,
Никому не скажу, про себе сберегу,
А сказать — и затопчут меня на лугу.

Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!
Может, кто-то когда-то поставит свечу
Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
И весёлый манер, на котором шучу.

Даже если сулят золотую парчу
Или порчу грозят напустить — не хочу!
На ослабленном нерве я не зазвучу —
Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!

Лучше я загуляю, запью, заторчу,
Всё, что ночью кропаю, — в чаду растопчу,
Лучше голову песне своей откручу —
Чем скользить и вихлять, словно пыль по лучу!

I fate — until the last line , to cross
Argue themselves hoarse — and her muteness —
Convince and prove foaming at the mouth ,
What is not it at all, not one or the one

What meadowsweet lying about errors Christ
That while still in the ground is not vlezhalas stove .
That under the rule of the Tatars lived Ivan Kalita ,
And that was not the one who alone — against a hundred .

Let not all at once , even if at first did not understand a damn thing ,
I repeat , even in the form of an evil clown .
But do not object , and not the theme :
Vanity of vanities all — still vanity.

Only the cup to drink — do not have time to run,
Even if the spill — still can not ;
Or throw in a brazen face the enemy?
Do not break , do not lie — I can not , I can not ;

On swivel smooth and slippery circle
Equilibrium holds, bent in an arc !
What to do with a cup ?! Break — I can not !
Tolerate — and decent waylaid .

Give — and not have to stay in the circle
And in total darkness and shadowy ZSU .
Other entrust the cup run away !
Whether he could drink it — I can not learn .

I am descended from the circle pasus Meadow ,
I am in the Garden nevypitoy — not a word here ,
Will not tell anyone about saving himself ,
And to say — and I will trample on the meadow.

I vomit up , guys, for your bustling !
Maybe someone once put a candle
Me for my naked nerve, which scream ,
And cheerful manner in which the joke .

Even if the promise gold brocade
Damage or threaten to unleash — do not want to !
On a weakened nerve , I will not sound —
I do a pull up , renovating , podvinchu !

I’d rather go on a spree , take to drink , zatorchu ,
All that night scribbled — in a daze trample ,
Better head unscrewed his song —
Than slip and wobble , like dust along the line !

источник

Мне судьба — до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты (а за ней — немота),
Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что — не то это все, не тот и не та!
Что — лабазники врут про ошибки Христа,
Что — пока еще в грунт не влежалась плита,-
Триста лет под татарами — жизнь еще та:
Маета трехсотлетняя и нищета.
Но под властью татар жил Иван Калита,
И уж был не один, кто один против ста.
намерений добрых и бунтов тщета,
Пугачевщина, кровь и опять — нищета.
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта,-
Повторю даже в образе злого шута,-
Но не стоит предмет, да и тема не та,-
Суета всех сует — все равно суета.
Только чашу испить — не успеть на бегу,
Даже если разлить — все равно не смогу;
Или выплеснуть в наглую рожу врагу —
Не ломаюсь, не лгу — все равно не могу;
На вертящемся гладком и скользком кругу
Равновесье держу, изгибаюсь в дугу!
Что же с чашею делать?! Разбить — не могу!
Потерплю — и достойного подстерегу:
Передам — и не надо держаться в кругу
И в кромешную тьму, и в неясную згу,-
Другу передоверивши чашу, сбегу!
Смог ли он ее выпить — узнать не смогу.
Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,
Я о чаше невыпитой здесь ни гугу —
Никому не скажу, при себе сберегу,-
А сказать — и затопчут меня на лугу.
Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!
Может, кто-то когда-то поставит свечу
Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
И веселый манер, на котором шучу.
Даже если сулят золотую парчу
Или порчу грозят напустить — не хочу,-
На ослабленном нерве я не зазвучу —
Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!
Лучше я загуляю, запью, заторчу,
Все, что за ночь кропаю,- в чаду растопчу,
Лучше голову песне своей откручу,-
Но не буду скользить словно пыль по лучу!
. Если все-таки чашу испить мне судьба,
Если музыка с песней не слишком груба,
Если вдруг докажу, даже с пеной у рта,-
Я уйду и скажу, что не все суета!

Мне судьба — до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты (а за ней — немота),
Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что — не то это все, не тот и не та!
Что — лабазники врут про ошибки Христа,
Что — пока еще в грунт не влежалась плита,-
Триста лет под татарами — жизнь еще та:
Маета трехсотлетняя и нищета.
Но под властью татар жил Иван Калита,
И уж был не один, кто один против ста.
намерений добрых и бунтов тщета,
Пугачевщина, кровь и опять — нищета.
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта,-
Повторю даже в образе злого шута,-
Но не стоит предмет, да и тема не та,-
Суета всех сует — все равно суета.
Только чашу испить — не успеть на бегу,
Даже если разлить — все равно не смогу;
Или выплеснуть в наглую рожу врагу —
Не ломаюсь, не лгу — все равно не могу;
На вертящемся гладком и скользком кругу
Равновесье держу, изгибаюсь в дугу!
Что же с чашею делать?! Разбить — не могу!
Потерплю — и достойного подстерегу:
Передам — и не надо держаться в кругу
И в кромешную тьму, и в неясную згу,-
Другу передоверивши чашу, сбегу!
Смог ли он ее выпить — узнать не смогу.
Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,
Я о чаше невыпитой здесь ни гугу —
Никому не скажу, при себе сберегу,-
А сказать — и затопчут меня на лугу.
Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!
Может, кто-то когда-то поставит свечу
Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
И веселый манер, на котором шучу.
Даже если сулят золотую парчу
Или порчу грозят напустить — не хочу,-
На ослабленном нерве я не зазвучу —
Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!
Лучше я загуляю, запью, заторчу,
Все, что за ночь кропаю,- в чаду растопчу,
Лучше голову песне своей откручу,-
Но не буду скользить словно пыль по лучу!
. Если все-таки чашу испить мне судьба,
Если музыка с песней не слишком груба,
Если вдруг докажу, даже с пеной у рта,-
Я уйду и скажу, что не все суета!

источник

Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу.

«Не каждый умеет петь,
Не каждому дано яблоком
Падать к чужим ногам. »
С. Есенин.

Ошарашенная толпа, разогретая июльским солнцем, сомнамбулически затопила Москву. Еще никто не осознал случившееся, и все тупо шли неизвестно куда и зачем, пока не увидели как из дверей выносят открытый гроб, в котором мирно спал невысокого роста мужчина в глухом черном свитере. Толпа послушно двинулась следом, а над ней в поднебесье рвался хриплый крик, будто обезумевшая птица заблудилась в облаках. Это был его голос, срывающийся, больной, цепляющий за нервы, обжигающий, родной.

Потом какие-то люди произносили речи, жестикулировали, чуть не плакали или плакали не стесняясь. Невероятное количество цветов смешивалось с комьями земли, плавящейся от солнца и от свечей.. Казалось, что время разделилось на «до» и «после».
Это воспоминание уже стало историей, даже для тех, кто осиротел с его уходом, и это необъяснимое, но явное сиротство связало самыми крепкими узами не одно поколение..
Однажды поднявшись над нашими дрязгами, нечистотой, над нашим небытием, он так и остался мерилом порядочности, совести, остался в нас внутренним стержнем, без которого человек погибает.
Ощущение, что он прожил все наши жизни, испытал все наши горести, порадовался всем нашим радостям, прошел с нами от великого до смешного.
Он напоминал действующий вулкан, из которого извергалась лавина идей, замыслов.. Это была неуправляемая энергия Водолея, который сначала бросался на амбразуру, а потом спрашивал: «зачем?»
Он был непредсказуем ни в чем: ни в личном общении, ни в поступках. Он не умел притворятся, и потому его роли во многом — это попытка представить себя воочию героем своих песен, баллад, примерка на себя судеб исторических личностей и литературных персонажей. Переодеваясь и меняя текст, он неизменно оставался Владимиром Высоцким.
Он был абсолютно счастливым человеком, потому что родился в нужное время и в нужном месте, сумел реализовать себя, и жил, как хотел он сам.
Ленивый не написал или не рассказал о нем. Всем и во все времена хочется отметиться дружбой и приятельством с гениями, выдавая на гора шокирующие подробности из жизни властителей душ и умов. Это хорошая возможность уровнять себя с великим и заодно подбодрить обывателя: «мол, видишь, Вася, ты же не хуже, чем твой кумир».
Поэтому «Вася» очень радуется, когда ему рассказывают душераздирающий триллер, с участием КГБ. И показывают, как после очередной «ломки» кумира настигает клиническая смерть. И получается, что тот, кто пел про «Охоту на волков», про «Баньку по белому», кто умолял «Спасите наши души» — обычный наркоман, и молодая любовница под пристальным вниманием «конторы глубокого бурения» через всю страну везет ему наркотики. И эта история очень похожа на те, что творит Голливуд про своих кумиров. Ну разве нельзя снять нечто подобное про Курта Кобейна, например? Да мало ли на свете было талантливых музыкантов, умерших от СПИДА или наркотиков? Только вряд ли в Голливуде для такой истории, добиваясь внешнего сходства с кумиром, сделают такой жуткий грим, что исполнитель главной роли станет напоминать персонажа из фильма ужасов, перед которым даже Фредди Крюгер покажется обаяшкой.
И тут уж все отступит на задний план: и несовершенство сценария, и неловкая режиссура, и сумбурность монтажа, и вообще весь этот «междусобойчик» выданный за историю последних лет жизни человека, чьи песни до сих пор и есть наша национальная идея, об утрате которой так горюют политики и деятели культуры.
И можно долго доказывать, что люди после клинической смерти не встают и не идут умываться, и не читают длинных театральных монологов, способных тронуть сердце даже офицера КГБ. Все это лишь свидетельство того, что мы разучились снимать кино. Не более.
Скрытая беда куда серьезнее. Любой завоеватель знал, что для покорения нации нужны не пушки, не осады, нужно всего лишь лишить ее веры. Не в бога, а в кумиров, поддерживающих духовную жизнь этой нации. Рассказать о них такую «правду, что хуже всякой лжи». Нас уверяют, что это все делается ради того, «чтобы помнили». И мы послушно верим. А что остается, если уже давно некому нам объяснить, что «есть вещи, которые не делают», и какие книжки надо читать. Если нас отучили думать и сопереживать, если нас заново надо учить уступать место в транспорте, и милосердие не стучит в сердца горожан, и квартирный вопрос до сих пор не решен, то зачем нам вообще национальные идеи и муки гениев?
Никто не оспаривает правдивость и документальность рассказанной истории. Но это ли самое важное в жизни Такого человека? Получается, что только Эта история в полной мере отражает Личность замечательного Поэта? Она подчеркивает что-то важное, из чего неискушенный зритель должен получить наиболее полное преставление о Высоцком? А если все эти категории с самого начала не закладывались в сценарий, тогда непонятно, зачем вообще было снимать фильм? Неужто люди, лично знавшие Высоцкого, разглядели под изуверским гримом черты того, кто был рядом с ними за столом, на сцене, того Володю, утрату которого многие из них должны переживать острее всего населения огромной страны?
Все русские гении были пророками. И они отлично знали, какими они станут нам нужны после смерти. Какие рукотворные и нерукотворные памятники мы начнем им возводить, увековечивая не их самих, а наше нерадивое представление о них. В любой творчески одаренной личности нас прежде всего интересует «сенсация», «желтое», «грязное», то, что унизит и обесценит вчерашнего «бога». Ибо «ни церковь, ни кабак — ничего не свято».
Но 25 января и 25 июля на Ваганьковское все так же несут цветы. И зажигают порядком надоевшие свечи. Из динамиков слышен хриплый баритон. Непоколебимо стоит жутковатый памятник. Все, как он не хотел. И все, как он предвидел.

Буду петь, буду петь!
Не обижу ни козы, ни зайца.
Если можно о чем скорбеть,
Значит, можно чему улыбаться.
.
В сад зари лишь одна стезя,
Сгложет рощи октябрьский ветр.
Все познать, ничего не взять
Пришел в этот мир поэт.

источник

Песня о Владимире Высоцком

Все говорят, что умер,
Что больше уже не встанет,
Затихло его дыханье,
И по земле не пройдет.
Но я — то знаю — не умер.
Кто в небо ночное глянет —
Увидит миров сиянье,
Услышит, как он поет.

Ни у Бога за пазухой,
Ни в темной сырой могиле
И ни у черта в забое
Его, конечно, нет.
А есть он в прекрасном царстве,
В Тонком Надземном Мире,
И звездой голубою
Он нам посылает свет.

Красочен мир безлунный —
Владенья Священной Тары.
В райском саду срывает
Он сладкий запретный плод.
Звенят небесные струны
Небесной его гитары,
Он вне земли пребывает
И песни свои поет.

Но в призрачной этой смерти
Ослепшим видится — умер.
Плита на его могиле
Тяжестью плечи гнет.
Люди, прошу, поверьте,
Володя Высоцкий не умер,
Живет он в прекрасном мире
И песни свои поет.

И пусть говорят, что умер,
Что больше уже не встанет,
Затихло его дыханье,
И по земле не пройдет.
Но я — то знаю — не умер.
Кто в небо ночное глянет —
Увидит Миров сиянье,
Услышит, как он поет! Клавдия Левун

Памяти В. Высоцкого
Какие песни ни пропеты,
лишь ими дни не исчисляй.
Не исчезай с лица планеты,
прошу тебя, не исчезай!

Ты жил не зря, ты много сделал,
но нежно, неутешно жаль
живой души, живого тела.
Прошу тебя, не исчезай!

Не только нотою упрямой
захлестывая мир и зал,
как для любимой, как для мамы,
жив, во плоти — не исчезай!

Оправдывай хулу, наветы,
озорничай, дури, базарь
и лишь с лица своей планеты,
прошу тебя, не исчезай!

Горячкой глаз, парком дыханья,
даритель правды, маг тепла,
с Таганки, из любых компаний
не исчезай, прошу тебя!

В календаре не смею метить
твою посмертную зарю.
мне говорят: исчез в бессмертье.
«Не исчезай!» — я говорю.

А ты, что пел, как жил, нелживо,
смеешься: мол, себя не жаль.
И говоришь всему, что живо,
и мне, как всем: » Не исчезай. » Римма Казакова
***

Выпью. Опечалюсь. Разойдусь я-
плач мой будет горек и силен.
Может, по религии индусов
ты прописан где -то и вселен?

Знаю точно — не в краях расейских:
был бы ты — была бы жизнь не та.
Может — где — нибудь у Елисейских
или у созвездия Кита?

Но в кого бы ни вошел, ни влез ты,
и в каких бы ты ни жил местах,
все равно судьба твоя известна
роковой дорогою Христа. Владимир Губа

Он стал бы известней
Мгновенно ты, время, проходишь тараном,
На нас оставляя отметину — след.
Он стал бы известней, уж был ветераном
В те восемь десятков сложившихся лет.

Владимир Высоцкий — пора юбилея,
Стихи, песни, роли, весомость проблем,
и сердце теплеет, и взгляд, веселее,
Есть фотомгновение — близкое всем.

У каждого свой: вдохновленный, особый,
С гитарой, с цепями, с открытой душой,
не всеми он принят, понять сам попробуй
Судьбу человека, талант, столь большой.

И день посвящают все СМИ и экраны
Тому, чья в полете видна высота,
А боль утихает, рубцуются раны,
Становится ближе о счастье мечта. Вершинин Николай
***
В. Высоцкому

Концертный зал в Кремле;
Крадется свет по сцене,
Качая в полутьме
Людей живые тени.

Проекции картин,
Актеров лицедейство
Вернули из глубин
Коварное злодейство.

В страстях минувших лет
Рвет душу вечный Гамлет;
Высоцкого куплет
Допетый больно ранит.

» Спасибо, что живой!»
Сейчас у этой сцены,
Пусть, знаем, — не святой,
Но преклоним колени.

Трагический уход;
Хотя его нет с нами,
Теперь он здесь поет
Чужими голосами.

А как хотел блистать!
С гитарой, — в свете рампы,
Вершины покорять,
Минуя жизни штампы.

Что ж: » Быть или не быть?»
Ответ давно известен;
Он ЕСТЬ, он будет ЖИТЬ
В сердцах и лучших песнях. Новоселова Галина

Памятник Высоцкому
Средь елей высоких его — невысокого —
Не видно, когда проезжаешь в автобусе,
Чтоб встретиться с памятником Высоцкому,
Нужно сойти на » Глобусе».

От шара земного босыми пятками,
Разбитыми в кровь, отталкиваясь,
Фигура — в беге, гитара — в взмахе,
Рукой облака расталкивая —

Куда спешит? Как всегда без галстука
И, можно сказать,в » исподнем».
Кто играет — Жеглова? Гамлета?
Или себя- сегодня?

Да, весь открытый и без доспехов,
Поэтому рано — в «бронзе».
Концерт запретили, и он уехал,
Но знал ли, куда вернется?

Стихи и песни метки, как выстрелы,
И кажется он весь «прожженным» нам.
Но так тонки под «стальными мышцами»
Нервы его обнаженные.

За три остановки к нему схожу
Далекой земли паломником,
И, как молитвы, стихи твержу
С щеками, насквозь солеными.

Зачем — то снова иду к нему,
Как будто к всея защитнику —
Кого любить, доверять кому
И на кого рассчитывать? —

Спрошу. Он сказал бы и даже б спел,
Да жало, что струны бронзовы.
Их треплет ветер на высоте,
Дожди их полощут с грозами.

Я рядом с ним становлюсь смелей,
Как флаг, расправляя мечту свою,
Иду по лезвию будних дней
И пятками боль не чувствую. 2011 Таволга Ирина

источник

Священник Александр Пикалев

Позволю себе несколько слов о том, что такое Высоцкий для меня. Честно скажу: то, что он был некрещен, – это моя личная боль. Я не могу помянуть его на литургии как христианина. Но он был для меня детоводителем ко Христу. Я иногда говорю: родители меня научили говорить, а думать научил меня Высоцкий. В первый раз, когда я услышал его песни, а это, кажется, 7-й класс средней школы, тогда еще за 2.50 продавались пластинки «На концертах Владимира Высоцкого».

Помню, как сейчас: купила мне мама 6-ю пластинку этой серии, а за несколько дней до этого мы купили проигрыватель – предмет моих долгих мечтаний. Так вот, когда я впервые внимательно, осознанно слушал Высоцкого, у меня было совершенно реальное ощущение, что Высоцкий поет лично для меня, и что никто никогда еще ТАК со мной не разговаривал. Так его искусство вошло в мою жизнь и, я думаю, осталось в ней навсегда.

Сейчас очень много пишут о его болезнях и пороках, любовных связях, всевозможных скандалах, с ним связанных, находятся какие-то «друзья», которые знают о Высоцком, чего не знает никто больше. Все это пережевывается, тиражируется во всевозможных желтых изданиях. Короче говоря, пытаются сделать из него очередной «глянец», состоящий из интрижек, скандалов и т.п.

Почему, спрашивается, у артиста выпячивается на первый план эта сторона жизни? Потому что разучились слушать, разучились размышлять над тем, что артист пытался донести до нас, что он сам считал главным в своей жизни. А самым главным в жизни Высоцкого, он сам об этом неоднократно говорил, были стихи. И стихи эти были гениальные, поразительные по своей глубине, ясности, трагичности. Высоцкий ведь не писал песни, он их по-настоящему рожал, рожал в муках по ночам, рожал их каждый раз, когда выходил на сцену и каждый раз в муках. А мучиться не для себя, ради Правды, ради тех, кого даже не знаешь, – не просто искусство, а христианский подвиг. Особенно трагично, что подвиг этот совершался БЕЗ Христа, наедине с собой, со своей болезнью.

«Даже если сулят золотую парчу,

Или порчу грозят напустить – не хочу.

На ослабленном нерве я не зазвучу,

Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!».

Как бы хорошо нам звучать на неслабеющем нерве, в полную силу и полный звук, жить ради того, ради чего не жаль умереть. Высоцкий сумел воплотить в себе главное качество, которое только может быть у нехристианина – быть честным вопреки всему. И в этом он пример и для нас – христиан.

Я не знаю, как бы сложилась моя жизнь, если бы я не услышал Высоцкого, но могу точно сказать, что она сложилась бы иначе.

Удивительная человеческая честность, творческая скромность и искренняя, до самозабвения, любовь к правде, которая, увы, не переросла в любовь к Истине. Не захотел, не успел… я не знаю. Загубил сам себя. Да, конечно. Пил, кололся… еще как. Но удивительно, потрясающе, как он при этом остался человеком, как удержался от того, чтобы покривить душой, как не переставал творить. Высоцкий был убит своим пороком, но каждый, кто слышал его песни, видит, что он не был им до конца побежден. В нем и высота человеческого духа, и глубина падения, и вера в добро, и гордыня. Он одновременно показывает нам, как надо и как нельзя. Многому учит и от многого предостерегает. И все это – Высоцкий. И я искренне рад, что успел пожить с ним в одно время.

«Добра!» – так он подписывал свои фотографии поклонникам.

источник

Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!
Может, кто-то когда-то поставит свечу
Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
И веселый манер, на котором шучу...
Высоцкий В.С.

Вы знаете, я серьёзно. Если б не Высоцкий, не его песни, не его рвущий сердце голос, который до рвоты хлопочет за меня, за нас. Который корит меня за слабость и приспосабливание, за пассивность и нытьё и одновременно даёт мне надежду, даёт силы, веру в свои силы. Если б не он, не знаю, выжил ли бы.

Без шуток, для меня Высоцкий как воздух. Когда задыхаюсь в этом мире, припадаю к его голосу как к источнику. И дышу, набираюсь сил.

Не подумайте, он для меня не икона и не идол. Он мне как брат, как родственная душа. Метущаяся, потерявшаяся, но стремящаяся к истине, предельно честная перед собой и Богом, содрогающаяся от того, что надвигается Тьма.

Душа, которая заслужила, чтобы за неё каждый русский человек поставил.свечу. Чтоб там ему полегчало.

Мне судьба — до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты (а за ней — немота),
Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что — не то это все, не тот и не та!
Что — лабазники врут про ошибки Христа,
Что — пока еще в грунт не влежалась плита,-
Триста лет под татарами — жизнь еще та:
Маета трехсотлетняя и нищета.
Но под властью татар жил Иван Калита,
И уж был не один, кто один против ста.
Пот намерений добрых и бунтов тщета,
Пугачевщина, кровь и опять — нищета.
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта,-
Повторю даже в образе злого шута,-
Но не стоит предмет, да и тема не та,-
Суета всех сует — все равно суета.
Только чашу испить — не успеть на бегу,
Даже если разлить — все равно не смогу;
Или выплеснуть в наглую рожу врагу —
Не ломаюсь, не лгу — все равно не могу;
На вертящемся гладком и скользком кругу
Равновесье держу, изгибаюсь в дугу!
Что же с чашею делать?! Разбить — не могу!
Потерплю — и достойного подстерегу:
Передам — и не надо держаться в кругу
И в кромешную тьму, и в неясную згу,-
Другу передоверивши чашу, сбегу!
Смог ли он ее выпить — узнать не смогу.
Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,
Я о чаше невыпитой здесь ни гугу —
Никому не скажу, при себе сберегу,-
А сказать — и затопчут меня на лугу.
Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!
Может, кто-то когда-то поставит свечу
Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
И веселый манер, на котором шучу.
Даже если сулят золотую парчу
Или порчу грозят напустить — не хочу,-
На ослабленном нерве я не зазвучу —
Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!
Лучше я загуляю, запью, заторчу,
Все, что за ночь кропаю,- в чаду растопчу,
Лучше голову песне своей откручу,-
Но не буду скользить словно пыль по лучу!
. Если все-таки чашу испить мне судьба,
Если музыка с песней не слишком груба,
Если вдруг докажу, даже с пеной у рта,-
Я уйду и скажу, что не все суета!

источник